Сказка о вагончике.
Жил-был маленький вагончик. Вместе со своими братьями, сестрами и прочей родней он составлял один длинный-предлинный паровоз. И так цепочка вагонов путешествовала по всей Земле, а поскольку всем известно, что Земля круглая, то, идя по прямой линии, проложенной однажды в незапамятные времена, паровоз все время ходил по кругу, и было вообще непонятно, есть ли у него начало и конец. Паровоз на своем пути проходил города и деревни, леса и поля, жаркие пустыни и снежные вершины гор, а кое-где он даже шел через реки и моря. Наш вагончику был в восторге от прекрасных картин, встречавшихся на пути, только вот города он не очень любил, слишком уж там было шумно и грязно. Зато в городах были фонари. Он очень любил тот волшебный момент, когда в каждом фонаре по цепочке зажигались огоньки, и вагончику было очень интересно, где же источник этого огонька, который передается все дальше и дальше по каким-то неведомым ниточкам. Ему казалось, что эти чудесные огоньки что-то ему напоминают, очень-очень далекое, но такое прекрасное и важное, что если это не вспомнить, то произойдет что-то страшное. Родня настойчиво советовала забыть об этой «ерунде» и не выбиваться из общего строя. Вообще-то наш вагончик был очень послушным, но все-таки он никак не мог забыть о ТОМ, о том, что жило внутри него и говорило, нет, кричало: «Проснись! Ты не всегда ходил по кругу, и так не должно быть! Вспомни все!» И вдруг он вспомнил. Сначала он понял, почему же так влекли его огни фонарей. Эти огни напоминали ему другие, небесные. Как-то раз, когда паровоз забрался на вершину высоченной горы, порыв вольного ветра разогнал весь дым и пар, рожденный самим паровозом. Этот дым всегда висел над ним, а иногда и по бокам, непроницаемой пеленой грязи и копоти, позволяющей более или менее видеть горизонтально, но делающей невозможным смотреть вверх. Дело в том, что топливо у паровоза было плотным, тяжелым и грязным. От него образовывался такой густой и тяжелый дым, что он не мог подняться выше и раствориться в пространстве (и слава Богу, хоть пространство не засорялось), а только накапливался, притягивая к себе все больше копоти, и оседал обратно, из-за чего топливо становилось еще грязнее и плотнее. Но вот каким-то чудом на горе ветер все же прорвал этот занавес дыма, и тогда вагончик в образовавшемся над его головой окошке увидел кусочек бездонного манящего неба, в котором таинственно мерцал огонек, который, казалось, так и звал к себе ввысь. Через мгновение окошко снова затянулось привычным дымом, но вагончик все равно запомнил увиденное. Он пытался расспрашивать другие вагоны о том, что же там, над пеленой дыма, но никто не мог ничего ему сказать. Только самый старый и мудрый вагон поведал, что огни в небе называются звездами, и что были случаи, когда некоторые видели эти самые звезды и больше не могли забыть о них, они не находили себе покоя, рвались туда, в небо. Он не рассказал, что с ними случалось дальше, лишь шепнул напоследок: «Если действительно хочешь знать, больше наблюдай, ищи, и тогда найдешь». И вагончик стал искать. Он стал внимательнее ко всему, что происходило вокруг, он не мог смотреть вверх, но мог смотреть по сторонам, хотя и там тоже из-за дыма не всегда удавалось разглядеть много. Но спустя некоторое время он заметил, что на самом деле от тех больших прямых рельс, по которым паровоз ходил уже не один век, а может и не одну тысячу лет, в стороны кое-где отходят другие ветки, неприглядные, ненадежные, заросшие травой и покрытые водой. Но все же эти пути были, значит, по ним кто-то уже ходил, значит, и он может. К тому времени он уже перестал общаться с большинством других вагонов, так как в лучшем случае они просто снисходительно посмеивались над тем, что его интересовало, а многие так откровенно называли травмированным или выплескивали на него агрессию. И видя, что безмятежной прежней жизни уже явно не будет, наш вагончик твердо решил попытать счастья на одной из тех неприметных веток, которые почти никто не замечает, а если и замечают, то или не придают значения, или боятся идти по ним. И вот, приняв это решение, вагончик во всеуслышание объявил: «мама и папа, братья и сестры, бабушки, дедушки и т.д.! Спасибо вам за все, что вы мне дали, но теперь я хочу вырваться из вашей цепочки и пойти своей дорогой туда, куда должен!» И приготовился отделиться от паровоза на приближающейся ветке. И вот уже пора сворачивать в сторону, а отцепиться-то не может! Слишком прочно он привязан к этим рельсам, по которым он привык ходить за долгое время, слишком привязан и к своему роду. Ведь сколько себя помнил вагончик, он всегда тянулся в одной цепи с другими за счет какого-то общего топлива, грязного и тяжелого, но дающего сил двигаться, хоть и не понятно куда. Привык он и к одному ритму, в котором вращались его колеса. Он понял, что, чтобы высвободиться из цепи, ему необходимо приобрести свое собственное топливо, и сделать его настолько сильным, чтобы увеличить свою скорость, чтобы смог он быстро и четко в нужный момент свернуть в сторону и понестись своими силами по своему пути, и чтобы никто не успел притянуть его назад. Вагончик сначала хотел попросить побольше топлива у своих родственников, но потом подумал, что если у него внутри будет это грязное привычное топливо, то оно не даст нужной скорости, да и дым от него может скрыть и цель, и путь. Тогда он стал искать то самое топливо в окружающем мире. Как-то раз его коснулась радуга, и он попросил ее наполнить его своим разноцветным дивным светом, она согласилась помочь, но ее свет проходил сквозь вагончик. Точно так же не смогли задержаться в нем ни дождь, ни ветер, ни солнце, никто из тех, у кого он просил помощи, хотя все искренне хотели помочь. Они просто были не способны надолго задержаться в нем, слишком разные они были, не за что было им зацепиться, кроме дыма, а дым с радугой, ветром и остальными оказались несовместимы. То, что они отдавали вагончику, могло его как-то поддержать, дать толчок, но не могли вывести на нужный уровень, не могли дать необходимых сил. Загрустил вагончик, прозвучал в нем немой вопрос: «Ну кто же наполнит меня нужным топливом, кто даст мне тот огонь?» И пришел откуда-то ответ: «Наполнить себя можно только собою самим…» И еще пронеслось чуть слышно: «внутренний огонь…» Задумался наш вагончик, что же за это внутренний огонь и как его разжечь, все свои мысли он посвящал этому вопросу, так как память о звездах и желание приблизиться к ним не давала думать ни о чем другом. И пришел к нему как-то раз то ли сон, то ли видение.
Земля была прекрасна и наполнена светом. Воздух повсюду был чист, прозрачен и напоен удивительными ароматами цветов, и не было в нем ни грамма копоти и грязи. Кругом росли сказочные растения, бродили чудесные животные, среди ветвей гигантских деревьев щебетали птицы, с цветка на цветок порхали бабочки. В чистом небе сияло солнце, даря свои лучи в равной степени всему сущему, и его свет отражался в хрустальных водах прозрачных озер, играл бликами в ручьях и реках. И на этой Земле жили светлые существа, совсем не похожие на вагоны паровоза, и вместо колес у них были крылья, а в сердце каждого горел огонь, от которого не было дыма, так как это был чистый небесный огонь, в каждом таком существе жила частичка какой-то звезды, или может даже созвездия. Они были прекрасны и легки, они могли в любой момент оказаться где угодно, они знали все и обо всем, и не было для них никаких преград. Но вот одному из этих существ пришло в голову, что ему мало своего внутреннего огня, который шел от далекого источника, оно решило в качестве топлива использовать еще и все, что его окружало, даже огонь других существ. И хотелось ему все больше и больше этого огня, и чем больше он забирал чужого, тем меньше оставалось его собственного, тем слабее становился голос его звездного сердца. Это его желание приобретать как можно больше огня извне оказалось заразным, оно захватило сердца и всех других существ. И так постепенно убивался чистый небесный огонь, зато разрастался огонь другой, чадящий, распространяющий вокруг грязь, копоть и вонь. Новое топливо делало чудесных летающих существ все более плотными, тяжелыми, тянуло к земле. И хотя этого топлива было очень много, почему-то оно не давало достаточных сил для существования. Тогда они стали собираться в одну цепочку, это сковывало, но зато давало сил двигаться, у них появились квадратные, точнее кубические, тела
с колесами, чтобы можно было без особых усилий двигаться по однажды выстроенным рельсам. Было не очень понятно, то ли это одно существо, то ли разные, где начало, где конец образовавшегося паровоза, но по сути ему это было уже все равно, так как небо скрылось от него за пеленой дыма, и память о своем начале была утеряна. Почти.
«Так вот оно что… - думал вагончик, - оказывается во мне есть другой огонь… Звездный… Вот какой огонь нужно разжигать… И наполнить себя в самом деле могу только я сам…» А еще сердце вагончика наполнилось невероятным состраданием к тому, что было убито тогда, и что убивалось постоянно и им самим, и его сородичами из поколения в поколение. И родилась в его сердце Любовь. Любовь к Светлому, к Чистому. И захотелось ему спасти все это светлое и чистое. Он попробовал рассказать обо всем что ему открылось другим, но его не хотели слушать. Он был готов совсем упасть духом, но его сердце, понемногу превращающееся в Горящее Сердце, горящее чистым звездным огнем, не давало ему этого сделать и призывало не сдаваться. Его внутренний огонь рос с каждым днем, и вот однажды он почувствовал, что этого огня столько, что его скорость уже не позволяет двигаться в общем строю, и вот на очередном ответвлении он, приложив усилие смог вырваться из родной цепи и пойти по своему пути. Было немного страшно и непривычно одному. Но вдруг он почувствовал, что он не один. Он взглянул наверх. И над собой он увидел не привычный дым, а ясное небо, в котором сияла его звезда. «Привет! – прошептала она ему, -Я так долго тебя ждала…» И тут вагончик понял, что вот теперь ему не нужны уже ни колеса, ни его коробка. И были крылья, несущие в небо…
- Дедушка, скажи, я однажды видел что-то сквозь пелену дыма. Я видел бесконечность, в которой сиял огонек. Что это было?
- Это были звезды… - начал говорить наш вагончик, уже превратившийся в старый мудрый вагон, и про себя подумал: «Уже двенадцатый… И этот может полететь… Не все еще потеряно»…
Мария Бонштедт